Античные и библейские элементы в текстах ранних
Отцов ЦерквиСтраница 1
Ранние христианские авторы пользовались различными художественными средствами, чтобы защитить свою веру перед лицом враждебных религий и сделать ее понятной для язычников. Ниже будут рассмотрены попытки Климента Александрийского и Тертуллиана, писавших в конце II – начале III вв., изложить основы христианства таким образом, чтобы незнакомые читателям новозаветные образы оказались доступны людям, воспитанным на иных культурных ценностях.
У адептов христианства были две возможности доказать истинность новой религии. Прежде всего, им необходимо было продемонстрировать ее «древность», сославшись на старинный источник, ибо лишь ссылка на древний документ могла в ту эпоху придать авторитет неизвестному ранее учению, которое в силу людской косности иначе не было бы воспринято. В качестве первоисточника христиане стали разрабатывать ветхозаветную традицию, ведь «смягчающим обстоятельством для их <иудеев> религии была ее древность. У христиан не было и этого» (Вдовиченко 2002: 59). Когда идеи христианства оказывались достаточно сильно отличающимися от идей «первоисточника», апологетам приходилось обращаться к аллегорическому методу, который позволял находить в любом древнем тексте исполнившиеся предсказания или элементы тайного учения.
Второй возможностью для церковных писателей примирить своих современников с христианством, было сделать его доступным для их понимания. Использование Климентом Александрийским в «Увещевании к язычникам» платоновских фраз, словосочетаний, отдельных слов явилось своеобразной прививкой эллинской философии для «дикой маслины» новой «варварской» религии. Если апостол Павел говорил об алтаре «неведомому богу» в Афинах как об алтаре Богу христиан (Деян. 17:22–23), пытаясь при помощи знакомого предмета привлечь внимание своей аудитории к христианству, то Климент, переходя на вербальный уровень, действовал более утонченно: он говорил о новом «старыми» словами. Ставшие классическими платоновские выражения являлись для него своеобразными стереотипами (мы используем это слово в применении к творчеству Климента, учитывая «многоаспектность явлений стереотипности, неоднозначность определения ключевого понятия-термина»), которые делали его сочинение приемлемым и понятным для языческих читателей. Наряду с другими важными традиционными компонентами — цитатами из иных античных авторов и заимствованными из мистерий образами — эти выражения обеспечивали ему связь с аудиторией. Они отвлекали внимание критически настроенных читателей от некоторых спорных моментов и давали возможность автору разрабатывать новую тему под прикрытием «ссылки на авторитет»[3].
Привычные «классические» фразы, лаская слух образованного читателя, часто переплетаются с библейскими. Климент пишет: «Поспешим, побежим, возьмем иго Его, примем бессмертие, возлюбим Христа, благого Возницу (hēniochon) человечества! Он повел под одним ярмом молодого осла вместе со старым и, надев хомут на людей, направляет повозку (harma) к бессмертию, спеша исполнить перед лицом Бога явным образом то, на что раньше лишь намекал, и, заставляя нас бежать (eis-elaunōn) ныне на небеса, подобно тому, как прежде направлял в Иерусалим, — прекраснейшее зрелище для Отца — вечный победоносный (nikēphoros) Сын» («Увещевание», 121, 1). В этом отрывке намеки на слова об иге Христа из Евангелия от Матфея (11:30) и пророчество о молодом осле из книги Захарии (9:9; ср.: Мф. 21:1–7) появляются в окружении метафор, заимствованных из платоновского «Федра» (Butterworth 1916: 202). У Платона находим: «<…> наш повелитель правит упряжкой (hēniochei)» (246 b), «великий предводитель на небе, Зевс, на крылатой колеснице (elaunōn… harma) едет первым, все упорядочивая и обо всем заботясь» (246 e), «после смерти, став крылатыми и легкими, они одерживают победу (nenikēkasin) в одном из трех поистине олимпийских состязаний» (256 b) (пер. А. Н. Егунова, ред. Ю. А. Шичалина)[4].
В другом месте у Климента после нескольких новозаветных образов появляется реминисценция из того же «Федра» (Butterworth 1916: 199): «источающих яд и ложь лицемеров, что строят козни справедливости, Он назвал как-то змеиным отродьем (ср.: Мф. 3:7; Лк. 3:7). Но если кто из этих змей добровольно раскается, последовав за Его словом, то станет человеком Божьим (ср.: 1 Тим. 6:11; 2 Тим. 3:17). Иных же Он аллегорически называет волками в овечьей шкуре (ср.: Мф. 7:15), намекая на хищников в людском обличье. И всех этих весьма диких животных (thēria), и эти камни (ср.: Мф. 3:9) сия небесная песня преобразовала в послушных (hēmerous) ей людей («Увещевание», 4, 3). Ср.: «Я <…> исследую <…> самого себя: чудовище (букв.: животное, thērion) ли я замысловатее и яростней Тифона или же я существо более кроткое (hēmerōteron) и простое <…>» («Федр», 230 а)[5].
Похожие публикации:
Цветы русского поля
Вся русская история, фольклор и литература, публицистика доказывают особую значимость поля для мироощущения русских.
Каждое поле – крупица русской земли, большая или меньшая, но история ее. Вспомним Куликово поле (воспетое А. Блоком), Бо ...
Выводы
Итак, можно сделать следующие выводы. С одной стороны, заимствования без меры засоряют речь, делают ее не для всех понятной. Чрезмерность, неуместность, необоснованность употребления заимствований приводит к образованию нелепых, псевдоуче ...
Мисс Марпл
Джейн Марпл (англ. Jane Marple), более известная как просто мисс Марпл (англ. Miss Marple) – персонаж детективов Агаты Кристи, появившаяся в сборнике рассказов «Тринадцать загадочных случаев» и в 12 её романах. Марпл – старая дева, детект ...