А. А. Блок (1880—1921)

Страница 1

Александр Александрович Блок — явление в русской литературе исключительное. Его младший современник Борис Пастернак очень точно написал о нем:

Прославленный не по программе И вечный вне школ и систем, Он не изготовлен руками И нам не навязан никем .

Поэзию XX в. невозможно представить без Блока — с его свободным, смелым даром, с его светлым и одновременно трагическим мироощущением русского человека на стыке двух столетий, с его нераздельностью с судьбой России.

О, Русь моя! Жена моя! До боли

Нам ясен долгий путь!

Наш путь — стрелой татарской древней воли

Пронзил нам грудь.

Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной,

В твоей тоске, о, Русь!

И даже мглы — ночной и зарубежной —

Я не боюсь.

Это строки из цикла «На поле Куликовом» (1908). Они захватывают энергией, силой, за ними угадывается космос чувств, идей, мироощущений. Четыре раза повторено слово путь, и мы понимаем, сколь значим этот образ-символ для поэта.

Путь А. Блока в литературу естественным образом «прорастал» из семейных традиций. Он сам написал об этом в автобиографии (1915):

«Семья моей матери причастна к литературе и к науке.

Дед мой, Андрей Николаевич Бекетов, ботаник, был ректором Петербургского университета в его лучшие годы (я и родился в «ректорском доме»).

.Жена деда, моя бабушка, Елизавета Григорьевна, — дочь известного путешественника и исследователя Средней Азии Григория Силыча Корелина. Она всю жизнь работала над компиляциями и переводами научных и художественных произведений; список ее трудов громаден .

Моя мать, Александра Андреевна . переводила и переводит с французского — стихами и прозой .

Отец мой, Александр Львович Блок, был профессором Варшавского университета по кафедре государственного права . Выдающийся музыкант, знаток изящной литературы и тонкий стилист, — отец мой считал себя учеником Флобера . Я встречался с ним мало, но помню его кровно.

Детство мое прошло в семье матери . «Сочинять» я стал чуть ли не с пяти лет . Серьезное писание началось, когда мне было около 18 лет».

В 1906

г. А. Блок закончил филологический факультет Петербургского университета. Но благополучие внешней биографии пронизывалось его интенсивной, мучительной духовной жизнью. Ключ к пониманию личности поэта можно найти в его стихах, статьях, письмах. «Первым и главным признаком того, что данный писатель не есть величина случайная и временная, — является чувство пути*, — писал он в статье «Душа писателя» (1909). «Я знаю . что сознательно иду по своему пути, мне предназначенному, и должен идти по нему неуклонно» (24 марта 1907 г.). «Считаю, что стою на твердом пути и что все написанное мной служит органическим продолжением первого — «Стихов о Прекрасной Даме» (6 августа 1907 г.). «Я знаю, что путь мой в основном своем устремлении — как стрела, прямой, как стрела — действенный» (1908). В этих высказываниях Блока просматривается идея единого на всю жизнь пути, на котором «творения его — только внешние результаты подземного роста души».

В отличие от других символистов он осмыслил свой путь как путь вочеловечения, взяв это слово из Евангелия.

При подготовке первого издания своего трехтомника (1911—1912) А. Блок положил в основу общие конструктивные принципы, которые не претерпевали изменений при последующих изданиях. Структура трилогии, которую Блок назвал романом в стихах, отражала внутреннюю логику творческого развития поэта. « .Все стихи вместе— трилогия вочеловечения .* (из письма А. Белому, 6 июня 1911 г.)

Названия книг уже сами по себе являются символами:

I книга: «Стихи о Прекрасной Даме» (1901— 1902), «Распутья» (1902—1904);

II книга: «Город» (1904—1908), «Снежная маска» (1907), «Фаина» (1906—1908);

III книга: «Страшный мир» (1909—1916), «Возмездие» (1908—1913), «Ямбы» (1907— 1914), «Родина» (1907—1916).

Внимательный читатель обнаружит в этой «симфонической» системе одну развивающуюся тему-мелодию: «Я вышел «до света» в душе, с гамлетовским настроением отчаяния и пессимизма и пойду в поисках идеала через «распутья», тупики, через обольщения пленом «города» и «снежной любовью», вступлю в «страшный мир», где нет идеала, и прорвусь к пушкинским «ямбам», его оптимизму, чтобы познать то, святее которого нет, — Россию».

Похожие публикации:

Неомифологизм и концепция пустоты в романе «Чапаев и Пустота». Неомифологизм как элемент структуры романа «Чапаев и Пустота»
В романе В. Пелевина «Чапаев и Пустота» используется более традиционный подход к романному конфликту, то есть система образов не является системой, в которой протагонист поставлен в заведомо внеположенную по отношению к остальным персонаж ...

Иллюстрировано психологические и сюжетные сновидения в произведениях Ф. М. Достоевского
Для Достоевского-художника характерно представить развернутую, фантастически-реальную, связную картину сновидения с опорой на сюжет, детали и подробности. Поэтому А. Ремизов, исследователь творчества Достоевского, считает, что сновидения ...

Пушкин и образ «Северной столицы» в произведениях поэта
Живя в Петербурге, столице и оплоте русского самодержавия, Пушкин не мог не видеть значения этого города, историю его создания для России. Когда Пушкин писал «Медного всадника» он был уже в поре зрелости, признанным основателем русской ре ...